Темнота покрывает шатры, разбросанные по всей территории праздничных земель на сохнущей траве, благостной тенью; в дальнем конце свежескошенной долины утёсы мерцают в серебре восходящей луны. Всё ярче становится ее свет; он обрисовывает контуры шатра и мерцает на поднятых кверху лицах людей, собравшихся перед ним. Они пристально смотрят на высокий стул, напоминающий трон, но более высокий, покрытый медвежьими шкурами, где затаилась скрытая фигура; она ждет, её тело неподвижно, её лицо в тени.
Темнота покрывает шатры, разбросанные по всей территории праздничных земель на сохнущей траве, благостной тенью; в дальнем конце свежескошенной долины утёсы мерцают в серебре восходящей луны. Всё ярче становится ее свет; он обрисовывает контуры шатра и мерцает на поднятых кверху лицах людей, собравшихся перед ним. Они пристально смотрят на высокий стул, напоминающий трон, но более высокий, покрытый медвежьими шкурами, где затаилась скрытая фигура; она ждет, её тело неподвижно, её лицо в тени.

«Врата раскрыты, сейдкона ждёт» - говорит женщина, сидящая ниже высокого стула, на покрытом мехом табурете. «Есть здесь кто-нибудь, кто хочет задать вопрос?»

После минутного колебания, кто-то поднимается. Он должен решить, уезжать ли ему из нынешнего дома или остаться. Что ему следует сделать? Какую судьбы Вёльва увидит?

«Теперь говори, Провидица, что ты можешь сказать. Ответь на вопрос, чтоб всё знал он…» - сказала ведущая. И через мгновение сейдкона, чей грубый голос звучал как-бы издалека, начала отвечать ему.

Эта сцена могла быть из мира наших предков, но на самом деле ритуал, описанный выше, состоялся в Северной Калифорнии в один из языческих праздников. В течение прошедших трех лет группа под названием Храфнар («Hrafnar» - «Вороны») выполняла реконструкцию древнескандинавского сейд-ритуала служения сообществу. Группа работала на открытом воздухе и в дождь и под лунным светом, в подземном бункере и в жилых комнатах; для группы из сорока и более человек или всего лишь для двух – трех. Помимо помощи в личностном росте, наша цель в том, чтобы продемонстрировать действенность шаманской традиции Северной Европы и служить более многочисленному языческому сообществу, к которому мы принадлежим, поскольку Вёльвы Скандинавии всегда служили своему народу. В течение этого времени процедура претерпела множество изменений и продолжает развиваться, но теперь мы настолько научены, что будет уместным поделиться нашими результатами.


Форма предсказания, описанная выше, является одним из способов метода, называемого Сейд, имеющего много общего с действиями, называемыми в других культурах Шаманизм. Для того чтобы понять, что пытается сделать Храфнар, нужно кое-что знать о шаманизме в целом и иметь представление о том, как это практиковалось в северных землях.

Шаманизм вполне может претендовать на звание самой древней духовной практики, которая до сих пор использует людьми. Свидетельства деятельности шаманов можно найти в наскальных рисунках эпохи палеолита. Шаманские практики выжили во всех краях обитаемого мира; удивительная общность черт в технике и в символизме проявляется в местах столь несравнимых, как Сибирь и Огненная Земля. Такое широкое распространение предполагает, что человек разумный практиковал шаманизм на самых ранних стадиях своего развития ещё до его дисперсии в различные культуры. При такой маститой и долгой истории можно было бы ожидать нахождения доказательств так же и в дохристианских традициях Северной Европы.
Тщательный анализ скандинавских и кельтских источников показывает, что это действительно так. Читателю, знакомому с литературой по шаманизму, многие из провидческих и магических искусств, приписанных и друидам, и древнескандинавским vitkis или вёльвам, кажется, сильно напоминают шаманские практики. Исландские саги богаты на сообщения о магии всех видов, в том числе путешествие духов, работа с погодой, исцеление, пророчество, оборотничество. Возможно, некоторые из скандинавских практик были получены от саамов (лопарей) или финнов, но сообщения из кельтских и даже греческих легенд также поддерживают веру в родной индоевропейский шаманизм.



Практика, для которой мы имеем множество информации, называется сейд (древнескандинавское сейдр (seidhr) в именительном падеже), которое может исходить от слова, означающее «говорить» или «петь» или, возможно, являться родственным глаголу seethe («бурлить», «быть охваченным (каким-либо чувством)»), полученным из ритуалов кипения соли (Гримм III:1047). Согласно Stephen’у Glosecki:

Этимология seidhr предполагает коренное развитие, возможно сохраненное в индоевропейской практике. Таинственный термин является родственным с французским séance, латинским sedere, староанглийским sittan, и, таким образом, с многочисленной группой выражений, основанных на индоевропейском корне *sed-. Seidhr – буквально «séance» - «сидение» для общения с духами. (Шаманизм и Старая Английская Поэзия, стр. 97).

В литературе сейд относится к разного рода мистическим практикам, в том числе как предсказательный или пророческий акт, совершаемый в трансовом состоянии. Другие названия для практикующего сейд - сейдкона (seidhkona), spákona а для мужчин – seidhmadhr. Наиболее обобщённым термином для мужчин, практикующих духовные практики, было «витки» (vitki) (от англосаксонского вика (wicca) или [женский род] wicce). По-видимому, в более раннем периоде и мужчины и женщины практиковали это ремесло. К мужчинам-практикам сейда можно отнести Рагнвальда Реттилбейна (Ragnvald Rettilbeini) (сына короля Харальда Прекрасноволосого (Harald Fairhair), который был сожжен вместе с другими мужчинами, занимающимися сейдом, Эйриком Кровавая Секира (Erik Bloodaxe) по приказу их отца) и Эйвинда Келда (Eyvindr Kelda), которого утопил король Олаф. Однако, большинство тех, кто практикует сейд в сагах, составляют женщины. Сильная женская традиция делает эту форму шаманизма особенно интересной для женщин.

Мастерство сейда было отличительной особенностью бога Одина. Говорят, что мастерству сейда асы учились у богини Фрейи («Сага о Инглинагах: 4») и, вероятно, часть практики берет свое начало в культе ванов. С другой стороны, Один сам был изначально богом-шаманом, который, кажется, овладел этой магической техникой в дополнение к своему рунному мастерству и другим знаниям. В части VII «Саги о Инглингах» мы узнаем, что –

Один владел умением, которое давало ему безграничную власть, и которым он занимался сам. Оно называется Seith. С его помощью он мог узнавать судьбы людей и предсказывать события, ещё не случившиеся; причинять людям болезнь, несчастье или смерть, а также отнимать у людей ум или силу и передавать их другим. Но участие в таком колдовстве настолько Ergi (оскорбительный термин, означающий сексуальную или духовную восприимчивость), что мужественным мужчинам постыдно таким заниматься, поэтому ему обучались женщины.



Один мог менять свое обличье. Тогда его тело лежало, как будто он спал или умер, а в это время он был птицей или зверем, рыбой или драконом и в одно мгновение переносился в далекие страны по своим делам или по делам других людей. Кроме того, он мог словом потушить огонь или успокоить море, или повернуть ветер в любую сторону.

Пассаж из «Перебранки Локи» представляет особый интерес, так как если глагол во второй строке исследован тщательно, она может представить доказательства использования шаманского бубна в Норвегии. Локи говорит, насмехаясь над Одином:

Но ты на Самсей был, сейд исполнял,
И вовне отбивал (заклинания) как вёльва;
Vitki подобный прошёл сквозь людской мир
В виде колдуньи. Я в это верю. («Перебранка Локи: 24»).

Другие практики, определённые как сейд, заключаются в вызове штормов, путешествии или сражении в животном облике, насылании кошмаров, с целью задушить кого-то во сне, любовных заклинаниях, в общем, во всех тех вещах, которые приписываются (и в которых обвиняют) шаманам в различных культурах. Путешествия, как в теле,так и в трансе, является общепринятой практикой в скандинавской литературе. Предопределённости меняются; есть упоминания о путешествиях в Мидгард (осмотр многих частей реального мира) и изысканиях Одина, сидящего в Асгарде и видевшего оттуда. Однако на сегодняшний день самый распространенный способ использования сейд – ритуал, в котором провидица (вельва или сейдкона), сидя на помосте или высоком месте (seidhjallr), входит в транс и пророчит для сообщества. На сегодняшний день на восстановлении именно этой практики Храфнар потратил больше всего времени.

Наиболее полным описанием практики сейда (или, действительно, любого норвежского ритуала), существующей и по сей день, является глава IV «Саги об Эрике Рыжем», в которой рассказывается, как вёльва приходит в одно из Гренландских поселений, чтобы пророчествовать для сообщества. Идея о том, что физическое нахождение на высоте помогает в видениях, кажется, исходит от треножника, на котором находилась дельфийская Пифия, чтобы пророчествовать, а так же, возможно, от ствола дерева, на которое поднимается Мачи (Machi) – шаманка южноамериканского племени Араукани – чтобы провозглашать свои видения.

В прежние времена для мачи смонтировали помост, поддерживаемый кустарниками Rewe, и там, долгое время созерцая небо, она получала видения…Когда мачи вернулась в себя, она описала свой путь к небу и объявила, что Небесный Отец исполнил все пожелания сообщества. (М. Элиад: Шаманизм, стр. 325).

Важными особенностями обряда сейд в «Саге об Эрике» следующие: вёльва была странствующей жрицей, которую попросили приехать на ферму, чтобы предугадать, когда закончится теперешний голод. Другие тексты позволяют предположить, что ранее такие жрицы путешествовали с группой молодых людей, возможно учеников, но в этот период Спакона Торбьёг (Spákona Thorbjorg) была в одиночестве. Когда она приехала, ей дали возможность ознакомиться с местностью, а затем подали еду, состоявшую из сердец различных видов зверей, удавшихся добыть (возможно, это отсылка к жертве, при которой остальное мясо было съедено другими). В ирландской традиции, иногда, предложение богам являлось предпосылкой к акту пророчества.

Для совершения пророчества в Гренландии вёльва сидит на возвышении, ни подушках, набитых куриными перьями. Чтобы она смогла войти в транс, женщины пели специальные песни, vardhlokur, вызывающие духов. В результат пророчица предсказала окончание голода и ответила на многочисленные вопросы членов сообщества. Она была одета в специальный костюм, состоявший из синего плаща, украшенного камнями, бисерного ожерелья, в шапку из чёрной мерлушки, отделанную белым кошачьим мехом, в перчатки из кошачьего меха, и обувь из телячьей кожи. На ремне крепилась кожаная сумка с магическими предметами и нож из обработанной моржовой кости; так же она имела при себе посох с латунным навершием, украшенный камнями. Вероятно, наиболее значимые аспекты этой одежды – включение меха различных видов животных, особенно шкуры кошки, священного животного Фрейи, и посох, который в 6-ом веке появляется как доска, способная означать жрицу, и входит в запрещенный христианский перечень. В Laxdælasaga посох для сейда был найден в могиле, в которой, как полагают, покоится вёльва.
«Врата раскрыты, сейдкона ждёт» - говорит женщина, сидящая ниже высокого стула, на покрытом мехом табурете. «Есть здесь кто-нибудь, кто хочет задать вопрос?»

После минутного колебания, кто-то поднимается. Он должен решить, уезжать ли ему из нынешнего дома или остаться. Что ему следует сделать? Какую судьбы Вёльва увидит?

«Теперь говори, Провидица, что ты можешь сказать. Ответь на вопрос, чтоб всё знал он…» - сказала ведущая. И через мгновение сейдкона, чей грубый голос звучал как-бы издалека, начала отвечать ему.

Эта сцена могла быть из мира наших предков, но на самом деле ритуал, описанный выше, состоялся в Северной Калифорнии в один из языческих праздников. В течение прошедших трех лет группа под названием Храфнар («Hrafnar» - «Вороны») выполняла реконструкцию древнескандинавского сейд-ритуала служения сообществу. Группа работала на открытом воздухе и в дождь и под лунным светом, в подземном бункере и в жилых комнатах; для группы из сорока и более человек или всего лишь для двух – трех. Помимо помощи в личностном росте, наша цель в том, чтобы продемонстрировать действенность шаманской традиции Северной Европы и служить более многочисленному языческому сообществу, к которому мы принадлежим, поскольку Вёльвы Скандинавии всегда служили своему народу. В течение этого времени процедура претерпела множество изменений и продолжает развиваться, но теперь мы настолько научены, что будет уместным поделиться нашими результатами.


Форма предсказания, описанная выше, является одним из способов метода, называемого Сейд, имеющего много общего с действиями, называемыми в других культурах Шаманизм. Для того чтобы понять, что пытается сделать Храфнар, нужно кое-что знать о шаманизме в целом и иметь представление о том, как это практиковалось в северных землях.

Шаманизм вполне может претендовать на звание самой древней духовной практики, которая до сих пор использует людьми. Свидетельства деятельности шаманов можно найти в наскальных рисунках эпохи палеолита. Шаманские практики выжили во всех краях обитаемого мира; удивительная общность черт в технике и в символизме проявляется в местах столь несравнимых, как Сибирь и Огненная Земля. Такое широкое распространение предполагает, что человек разумный практиковал шаманизм на самых ранних стадиях своего развития ещё до его дисперсии в различные культуры. При такой маститой и долгой истории можно было бы ожидать нахождения доказательств так же и в дохристианских традициях Северной Европы.
Тщательный анализ скандинавских и кельтских источников показывает, что это действительно так. Читателю, знакомому с литературой по шаманизму, многие из провидческих и магических искусств, приписанных и друидам, и древнескандинавским vitkis или вёльвам, кажется, сильно напоминают шаманские практики. Исландские саги богаты на сообщения о магии всех видов, в том числе путешествие духов, работа с погодой, исцеление, пророчество, оборотничество. Возможно, некоторые из скандинавских практик были получены от саамов (лопарей) или финнов, но сообщения из кельтских и даже греческих легенд также поддерживают веру в родной индоевропейский шаманизм.



Практика, для которой мы имеем множество информации, называется сейд (древнескандинавское сейдр (seidhr) в именительном падеже), которое может исходить от слова, означающее «говорить» или «петь» или, возможно, являться родственным глаголу seethe («бурлить», «быть охваченным (каким-либо чувством)»), полученным из ритуалов кипения соли (Гримм III:1047). Согласно Stephen’у Glosecki:

Этимология seidhr предполагает коренное развитие, возможно сохраненное в индоевропейской практике. Таинственный термин является родственным с французским séance, латинским sedere, староанглийским sittan, и, таким образом, с многочисленной группой выражений, основанных на индоевропейском корне *sed-. Seidhr – буквально «séance» - «сидение» для общения с духами. (Шаманизм и Старая Английская Поэзия, стр. 97).

В литературе сейд относится к разного рода мистическим практикам, в том числе как предсказательный или пророческий акт, совершаемый в трансовом состоянии. Другие названия для практикующего сейд - сейдкона (seidhkona), spákona а для мужчин – seidhmadhr. Наиболее обобщённым термином для мужчин, практикующих духовные практики, было «витки» (vitki) (от англосаксонского вика (wicca) или [женский род] wicce). По-видимому, в более раннем периоде и мужчины и женщины практиковали это ремесло. К мужчинам-практикам сейда можно отнести Рагнвальда Реттилбейна (Ragnvald Rettilbeini) (сына короля Харальда Прекрасноволосого (Harald Fairhair), который был сожжен вместе с другими мужчинами, занимающимися сейдом, Эйриком Кровавая Секира (Erik Bloodaxe) по приказу их отца) и Эйвинда Келда (Eyvindr Kelda), которого утопил король Олаф. Однако, большинство тех, кто практикует сейд в сагах, составляют женщины. Сильная женская традиция делает эту форму шаманизма особенно интересной для женщин.

Мастерство сейда было отличительной особенностью бога Одина. Говорят, что мастерству сейда асы учились у богини Фрейи («Сага о Инглинагах: 4») и, вероятно, часть практики берет свое начало в культе ванов. С другой стороны, Один сам был изначально богом-шаманом, который, кажется, овладел этой магической техникой в дополнение к своему рунному мастерству и другим знаниям. В части VII «Саги о Инглингах» мы узнаем, что –

Один владел умением, которое давало ему безграничную власть, и которым он занимался сам. Оно называется Seith. С его помощью он мог узнавать судьбы людей и предсказывать события, ещё не случившиеся; причинять людям болезнь, несчастье или смерть, а также отнимать у людей ум или силу и передавать их другим. Но участие в таком колдовстве настолько Ergi (оскорбительный термин, означающий сексуальную или духовную восприимчивость), что мужественным мужчинам постыдно таким заниматься, поэтому ему обучались женщины.



Один мог менять свое обличье. Тогда его тело лежало, как будто он спал или умер, а в это время он был птицей или зверем, рыбой или драконом и в одно мгновение переносился в далекие страны по своим делам или по делам других людей. Кроме того, он мог словом потушить огонь или успокоить море, или повернуть ветер в любую сторону.

Пассаж из «Перебранки Локи» представляет особый интерес, так как если глагол во второй строке исследован тщательно, она может представить доказательства использования шаманского бубна в Норвегии. Локи говорит, насмехаясь над Одином:

Но ты на Самсей был, сейд исполнял,
И вовне отбивал (заклинания) как вёльва;
Vitki подобный прошёл сквозь людской мир
В виде колдуньи. Я в это верю. («Перебранка Локи: 24»).

Другие практики, определённые как сейд, заключаются в вызове штормов, путешествии или сражении в животном облике, насылании кошмаров, с целью задушить кого-то во сне, любовных заклинаниях, в общем, во всех тех вещах, которые приписываются (и в которых обвиняют) шаманам в различных культурах. Путешествия, как в теле,так и в трансе, является общепринятой практикой в скандинавской литературе. Предопределённости меняются; есть упоминания о путешествиях в Мидгард (осмотр многих частей реального мира) и изысканиях Одина, сидящего в Асгарде и видевшего оттуда. Однако на сегодняшний день самый распространенный способ использования сейд – ритуал, в котором провидица (вельва или сейдкона), сидя на помосте или высоком месте (seidhjallr), входит в транс и пророчит для сообщества. На сегодняшний день на восстановлении именно этой практики Храфнар потратил больше всего времени.

Наиболее полным описанием практики сейда (или, действительно, любого норвежского ритуала), существующей и по сей день, является глава IV «Саги об Эрике Рыжем», в которой рассказывается, как вёльва приходит в одно из Гренландских поселений, чтобы пророчествовать для сообщества. Идея о том, что физическое нахождение на высоте помогает в видениях, кажется, исходит от треножника, на котором находилась дельфийская Пифия, чтобы пророчествовать, а так же, возможно, от ствола дерева, на которое поднимается Мачи (Machi) – шаманка южноамериканского племени Араукани – чтобы провозглашать свои видения.

В прежние времена для мачи смонтировали помост, поддерживаемый кустарниками Rewe, и там, долгое время созерцая небо, она получала видения…Когда мачи вернулась в себя, она описала свой путь к небу и объявила, что Небесный Отец исполнил все пожелания сообщества. (М. Элиад: Шаманизм, стр. 325).

Важными особенностями обряда сейд в «Саге об Эрике» следующие: вёльва была странствующей жрицей, которую попросили приехать на ферму, чтобы предугадать, когда закончится теперешний голод. Другие тексты позволяют предположить, что ранее такие жрицы путешествовали с группой молодых людей, возможно учеников, но в этот период Спакона Торбьёг (Spákona Thorbjorg) была в одиночестве. Когда она приехала, ей дали возможность ознакомиться с местностью, а затем подали еду, состоявшую из сердец различных видов зверей, удавшихся добыть (возможно, это отсылка к жертве, при которой остальное мясо было съедено другими). В ирландской традиции, иногда, предложение богам являлось предпосылкой к акту пророчества.

Для совершения пророчества в Гренландии вёльва сидит на возвышении, ни подушках, набитых куриными перьями. Чтобы она смогла войти в транс, женщины пели специальные песни, vardhlokur, вызывающие духов. В результат пророчица предсказала окончание голода и ответила на многочисленные вопросы членов сообщества. Она была одета в специальный костюм, состоявший из синего плаща, украшенного камнями, бисерного ожерелья, в шапку из чёрной мерлушки, отделанную белым кошачьим мехом, в перчатки из кошачьего меха, и обувь из телячьей кожи. На ремне крепилась кожаная сумка с магическими предметами и нож из обработанной моржовой кости; так же она имела при себе посох с латунным навершием, украшенный камнями. Вероятно, наиболее значимые аспекты этой одежды – включение меха различных видов животных, особенно шкуры кошки, священного животного Фрейи, и посох, который в 6-ом веке появляется как доска, способная означать жрицу, и входит в запрещенный христианский перечень. В Laxdælasaga посох для сейда был найден в могиле, в которой, как полагают, покоится вёльва.

Скандинавские знатоки магических искусств были весьма уважаемыми профессионалами в своих общинах, и услуги их ценились высоко (Jochens, Old Norse Magic and Gender, 307; Ellis-Davidson, 37). В скандинавской литературе фигурируют как мужчины, так и женщины, владеющие магией, но в нескольких источниках прямо утверждается, что это искусство женское, а мужчина, занявшийся им, ставит под угрозу свою репутацию и мужественность (см., например, главу VII «Саги об Инглингах»). Поэтому далее я буду говорить о скандинавской магии как о женской практике, используя нарицательные имена и глаголы женского рода, однако следует иметь в виду, что в сагах упоминаются не только женщины, но и мужчины, владевшие магическим искусством.

Многие важнейшие культовые практики скандинавского язычества традиционно исполняла хозяйка дома, выступавшая при этом как жрица, или гидья (Steffensen, 191). В Северной Европе уже во времена древних германцев женщину почитали как священную носительницу магической силы и, в особенности, пророческого дара. Подобное благоговейное отношение к женщине-колдунье сохранялось и в Скандинавии вплоть до обращения в христианство. Поэтому при изучении материалов, касающихся женщин вообще и, особенно, тех женщин, которые занимались языческими или магическими практиками, необходимо тщательно оценивать влияние христианских установок на автора, записавшего данный материал. Для христианских источников, особенно тех, которые повествуют о христианизации Скандинавии, характерно враждебное отношение к магии и языческой религии в целом: боги в них представлены бесами, язычники вообще — злыми колдунами, а уж те, кто практиковал магию в языческом контексте, — и вовсе отъявленными грешниками, творящими самые противоестественные и нечестивые злодеяния (Simpson, 165). Чем дальше во времени отстоит тот или иной источник от языческой эпохи, тем больше ошибок и неточностей закрадывается в описания. И, как мы увидим далее, особенно от этой путаницы пострадали понятия «сейд» и «спа».

Исследователи отмечают, что женские религиозно-магические практики всегда воспринимаются в соотнесении с четко очерченными и социально одобренными ролями, которые исполняет женщина в традиционном обществе. Иногда женская магия и религия тесно связаны с домашними обязанностями женщины, а иногда, наоборот, противоречат принятой в данном сообществе женской роли и в этом случае вызывают недовольство и гнев — но в то же время и страх — у мужчин как блюстителей традиционного распределения ролей (Geertz, 126–141). Именно так обстоит дело и с магией в мире скандинавской женщины. Женщина эпохи викингов могла колдовать за прялкой и веретеном, вплетая магию в нити, из которых затем ткалась одежда для членов семьи, а могла и обрушить возмездие на обидчика при помощи могущественных колдовских чар.


В скандинавских сагах проводится разграничение между различными родами магии: выделяются такие искусства, как сейд, спа, гальдр и руническая магия. Не исключено, что существовали и другие разновидности магического искусства, но авторы саг обходят их молчанием — возможно, расценивая как некие непонятные сугубо женские занятия или же отвергая как суеверия, не стоящие внимания.
Сейд

Из всех перечисленных терминов сейд — самый употребительный, но сложнее всего поддающийся определению. Обычно это слово переводят как «колдовство» и применяют для описания самых разнообразных практик — от магии шаманского типа, такой как путешествия в духе, магическое врачевание (основанное на удалении «стрел духов», проникших в тело) или магический аналог психотерапии (возвращение утраченных частей души), и до прорицаний, ченнелинга (при котором божество временно заимствовало тело колдуньи и действовало или вещало через нее), магических воздействий на погоду или на животных, а также всевозможных форм вредоносной магии. Пожалуй, единственный характерный элемент, присущий большинству разновидностей сейда, — это магия, влияющая на сознание при помощи иллюзий, насланного умопомешательства, лишения памяти и других подобных приемов. Мастера сейда обозначались терминами «сейдкона» (женщина, владеющая сейдом) или «сейдмад» (мужчина), но эти названия ассоциировались с «черной магией», поэтому нередко вместо них использовали термины «спакона» или «спамад», чтобы избежать негативных коннотаций, связанных со словом «сейд». С этой «политкорректной» подменой терминов связано множество ошибок в описаниях исконной скандинавской магии: в поздних источниках сейд нередко смешивается со спа. Сейд позволял пророчествовать, но сейдкона не воспринимала орлог (судьбу) непосредственно, как спакона или вёльва, а вопрошала духов, которые и открывали ей будущее. Женщин, практикующих сейд, называли также «фьолькуннигкона» (буквально — «всеискусная жена» или «всеведущая женщина») и «хамлейпа» («меняющая облик», «меняющая кожу») (Simpson, 183)

Сейд был искусством одиночек: сейдконы не собирались в группы, как было принято в некоторых других европейских ведовских традициях, хотя иногда могли обзаводиться слугами или даже целой свитой помощников. В тех редчайших случаях, когда в сагах упоминается о нескольких мастерах сейда, работающих сообща, речь идет обычно о родственниках — например, о двух сестрах, об отце и его семействе и так далее (Ellis-Davidson, 37–38).

Вторая разновидность магии — спа (spá или, в архаичной английской или шотландской форме, spae), или спакрафт («искусство спа»); тех, кто ею владел, называли спаконами. Спа — это, по сути своей, искусство чтения орлога интуитивным путем или посредством личных духовных прозрений. Слово «ørlög» состоит из двух элементов: «ur» — «древний, первозданный» и «lög» — «закон»; таким образом, орлог — это изначальный закон развития событий, предопределенный вирдом (судьбой), которым, в свою очередь, правят три норны. Эти три норны — Урд («То, что есть»), Верданди («То, что становится») и Скульд («То, что станет») — сообща служат олицетворением вирда. Фактически, их можно считать прототипом трех ведьм из «Макбета»: варево, над которым колдуют шекспировские ведьмы, — это и бурлящий Источник Вирда, и котел сейдконы. Искусством спа владеют многие богини: в «Перебранке Локи» утверждается, что Фригг знает все судьбы (орлог), хотя и хранит их в тайне, и что богине Гевьон, так же как Одину, «открыты и ясны судьбы всех сущих», а в «Младшей Эдде» — что спаконой была и Сив, жена Тора.

Еще один термин, которым обозначали женщин, владеющих спа, — «вёльва», что обычно переводят как «провидица» или «пророчица». Это слово происходит от корня со значением «магический посох», и действительно, в скандинавской литературе то и дело упоминаются провидицы и колдуньи, ходящие с посохом или жезлом. Термин «вёльва» существовал уже у древних германцев, где входил в состав имени или титула некоторых провидиц. Вёльвы пользовались особым уважением: Тацит рассказывает об одной такой провидице по имени Веледа, которая предсказала своему племени победу над римлянами и успешный исход общего восстания против римских легионов:

…германцы считают, что в женщинах есть нечто священное и что им присущ пророческий дар, и они не оставляют без внимания подаваемые ими советы и не пренебрегают их прорицаниями. В правление божественного Веспасиана мы видели среди них Веледу, долгое время почитавшуюся большинством как божество; да и в древности они поклонялись Альбруне и многим другим, и отнюдь не из лести и не для того, чтобы впоследствии сделать из них богинь1.

Вёльвы фигурируют и в скандинавских мифах: так, Один обращается за советом к умершей вёльве, поднимая ее из могилы силой своего магического искусства.



«Гальдр» в буквальном переводе означает «пение»; этим термином обозначаются магические песнопения, исполнявшиеся на различных тонах. В отличие от предыдущих разновидностей магии гальдр обычно ассоциируется с мужскими заклинаниями. В тех случаях, когда речь идет о заклинаниях, звучащих из уст женщины, обычно используется глагол «говорить», свидетельствующий о том, что заклинание не пелось по-настоящему, а просто произносилось нараспев.



Магией рун в основном занимались мужчины, хотя не исключено, что по крайней мере некоторые женщины тоже были в ней сведущи. Во всяком случае, в сагах упоминаются сейдконы, умеющие резать руны для волшебства:

И, выйдя к морю, она заковыляла вдоль берега, как будто ей кто показывал дорогу. На пути у нее лежала большая коряга — ноша как раз по плечу одному человеку. Она взглянула на нее и попросила перевернуть. Снизу коряга была как бы обуглена и обтерта. Она велела отколоть щепочку с гладкого места. Потом взяла нож, вырезала на корне руны, окрасила их своею кровью и сказала над ними заклинания. Она обошла корягу, пятясь задом, и нашептала над ней много колдовских слов. После этого она велела столкнуть корягу в море и заговорила ее, чтобы плыла она к Скале Острову, Греттиру на погибель2.



О происхождении слова «сейд» высказывались две гипотезы. Согласно первой из них, предложенной Гриммом, это слово родственно современному «seethe»3 и восходит к ритуальному вывариванию морской воды для получения соли (Grimm, III:1047). На основе этой этимологии современные исследователи предположили, что скандинавские норны послужили прообразами трех ведьм из «Макбета», колдующих над котлом:

Жарко, жарко, пламя ярко!
Хороша в котле заварка!4

Некоторые свидетельства в поддержку этой гипотезы обнаруживаются в скандинавской литературе. Первое из них — следующие строфы из «Прорицания вёльвы» («Völuspá» — «Спа вёльвы»):

Помнит войну она
первую в мире:
Гулльвейг погибла,
пронзенная копьями,
жгло ее пламя
в чертоге Одина,
трижды сожгли ее,
трижды рожденную,
и все же она
доселе живет.

Хейд ее называли,
в домах встречая, —
вещей колдуньей [букв.: «вёльвой, искусной в спа»], —
творила волшбу [сейд]
жезлом колдовским [букв.: «заколдовывала жезлы»];
умы покорялись
ее чародейству [сейду]
злым женам на радость5.

Гулльвейг, таинственную колдунью-сейдкону, посланную к асам ванами, нередко отождествляют с Фрейей, госпожой сейда. Имя «Гулльвейг» в буквальном переводе означает «опьянение золотом», а мотив тройного сожжения и воскрешения некоторые комментаторы толкуют как описание какого-то химического или алхимического процесса. Таким образом Гулльвейг сама по себе ассоциируется с магической силой пламени, подобно котлу, кипящему на огне, — и при этом в тексте прямо сказано, что она владела магией сейда.

Здесь же упоминается имя Хейд (heath6), которое в скандинавских сагах носят и многие другие колдуньи и которое этимологически родственно слову «heathen»7. Полагают, что это имя, подобно имени Веледы из «Германии» Тацита, изначально могло представлять собой титул женщины, исполняющие особые магические или религиозные функции, а в имя собственное превратилось лишь на позднем этапе, после обращения в христианство, когда многие языческие традиции прервались и были забыты. Другое часто встречающееся имя колдуний, Льот («безобразная»), отражает христианское представление о том, что все ведьмы злы и порочны, в сочетании с поверьем о том, что внутренние качества непременно должны отражаться во внешности. И еще одно распространенное среди колдуний имя — Хульд, или Хульда («тайная, скрытая»).

Из других литературных источников мы узнаем, что магия сейда включает в себя искусство варки ядов и зелий, особенно таких, которые лишают человека памяти. В «Пряди о Сёрли» (133–134) Фрейя принимает облик смертной женщины по имени Гёндуль и подносит конунгу Хедину рог с волшебным питьем, отнимающим память. Выпив зелье, Хедин забывает о своего дружбе с конунгом Хёгни и вступает с ним в битву, в которой гибнет множество воинов: такой ценой Фрейя выкупила у Одина свое чудесное ожерелье Брисингамен. Схожим образом, в «Саге о Вёльсунгах» Гримхилд подносит Сигурду дурманный мед, испив которого, тот забывает о своей возлюбленной Брюнхильд (глава XXVIII), а Боргхилд, жена Сигмунда, поит отравленной брагой своего пасынка Синфьотли (глава X). Магия забвения — типичный образец искусства сейда: в основе ее лежит воздействие на разум жертвы.



Итак, характерная отличительная черта магии сейда — влияние на разум, которое лишает жертву памяти, вводит в заблуждение, насылает те или иные иллюзии, внушает необъяснимый страх, туманит сознание или даже физическое зрение. Воздействия такого рода называются «сьонверфинг» — магический морок или «обман зрения», при помощи которого сейдкона искажает восприятие реальности у своей жертвы (Jochens, Old Norse Magic and Gender, 313). В сагах встречается множество примеров подобной магии; чаще всего к ней прибегали, чтобы защитить человека от преследователей. Отчасти она может быть связана с гипнозом, потому что сейдкона, лишившаяся зрения, лишалась и своей магической силы, а влияние магии на жертву слабело, как только последняя выходила из поля зрения сейдконы.

Эти мотивы использованы в «Саге о людях с Песчаного берега». Здесь женщина по имени Катла, сведущая в сейде, старается спасти своего сына Одда от Арнкеля и его подручных, решивших его убить. Видя, что отряд всадников приближается к дому, Катла велит Одду сесть рядом с ней и не шевелиться, а сама продолжает мотать пряжу. Арнкель и его люди обыскивают дом, но не видят никого, кроме Катлы, сидящей за прялкой. Они уезжают, но вскоре возвращаются; на сей раз Катла стоит на крыльце вместе с Оддом, расчесывая и подстригая ему волосы, но Арнкелю и всем его спутникам кажется, что она вычесывает лохмы козлу. На третий раз Одд лежит в куче золы, а его недруги вместо него видят спящего борова. Покинув дом, они всякий раз догадываются, что их обвели вокруг пальца, поэтому использовать дважды один и тот же трюк Катла не может. В конце концов, Арнкель возвращается еще раз и берет с собой другую женщину, владеющую сейдом, — Гейррид, с которой Катла была во вражде. Увидев из окна синюю накидку соперницы-сейдконы, Катла понимает, что морок-сьонверфинг против нее бессилен, и пытается спрятать Одда в подполе. Но Гейррид набрасывает Катле на голову мешок из шкуры тюленя, и та лишается возможности наводить чары. Катлу и Одда связывают, увозят из дома и убивают.

По-видимому, важный элемент этой техники заключался в том, чтобы обвязать волшебной козьей шкурой голову жертвы («Сага о людях из Долины Дымов», глава XIV) или самого колдуна или колдуньи («Сага о Ньяле», глава XII). Другая, но схожая с этой разновидность магии называлась «хулидсхьяльм» — «шлем невидимости». Создать хулидсхьяльм можно было по-разному: например, сейдкона могла просто возложить руки на голову человека, которого хотела скрыть от посторонних глаз, или посыпать его волшебным порошком; имелись и другие способы (Ellis-Davidson, 21-24), а в одном случае сейдкона надевает свою шапку на человека, которого хочет сделать невидимым («Сага о людях из Озерной Долины», глава XLIV).

Кроме того, с сейдом ассоциировался «дурной глаз», поэтому считалось, что, схватив колдунью, нужно набросить ей на голову кожаный мешок, чтобы она не смогла заморочить или проклясть своих похитителей. Иногда встречаются описания, согласно которым сейдкона наклоняется и смотрит назад через расставленные ноги, нередко при этом держа себя за мочки ушей: в этой позе она готовится к тому, чтобы наслать или снять какие-нибудь чары, затупить мечи, расколоть землю или открыть себе магическое зрение:

— Кто это к нам идет? — спросил Хёгни. — Не могу разобрать.

— Да это старая Льот, — отвечал Торстейн. — Эк ее скрутило-то!

И впрямь: она пятилась к ним задом, задрав юбки себе на голову, а голову просунув себе между ног, и зыркала на них так злобно, что твоя троллиха («Сага о людях из Озерной Долины», глава XXVI).

Также при помощи сейда вызывали мужское бессилие; некоторые комментаторы толкуют «vitti hún ganda» из описания Хейд в «Прорицании вёльвы» как магическое воздействие на фаллос, предполагая, что слово «ganda» — обычно означающее «магический жезл» — в данном случае служит кеннингом для пениса (Jochens, Völuspá, 353 n. 21). Основываясь на англосаксонских загадках о ключе, в которых ключ, отпирающий замок, уподобляется фаллосу, проникающему в вагину, а также учитывая то обстоятельство, что в захоронениях женщин иногда находят символические украшения в форме «поясных» ключей, Мини утверждает, что ключи, которые носила на поясе скандинавская хозяйка дома, выполняли не только бытовую, но и магическую функцию: подразумевалось, что мудрая женщина владеет ключами от мужской силы своего мужа и распоряжается его имуществом (Meaney, 181). Действительно, женские ключи могут оказаться небесполезны в сейде, основанном на симпатической магии. Норвежская королева Гуннхильд, славившаяся как великая колдунья, разгневалась, когда ее любимец Хрут решил вернуться домой в Исландию, к другой женщине, и прибегла к сейду, чтобы его наказать:

…когда корабли были совсем готовы, Хрут пошел к конунгу и Гуннхильд прощаться. Она отвела его в сторону и сказала:

— Вот золотое запястье, хочу подарить его тебе. И надела запястье ему на руку.

— Много хороших подарков я получил от тебя, — говорит Хрут.

Она обняла его за шею, поцеловала и сказала:

— Если моя власть над тобой так велика, как я думаю, то не будет у тебя утехи в Исландии с женщиной, что у тебя на уме. А с другими женщинами ты добьешься чего хочешь. Пусть мы оба поплатимся за то, что ты не доверился мне8.

По-видимому, Гуннхильд воспользовалась симпатической магией, подействовавшей через это запястье. Хрут женится на своей возлюбленной Унн, но не может соединиться с ней: как рассказывает сама Унн, «когда он приходит ко мне, плоть его так велика, что он не может иметь утехи со мной, и как мы оба ни стараемся, ничего у нас не получается. Но по всему видно, что по силе своей мужской он не хуже других мужчин» («Сага о Ньяле», главы VI—VII).



Согласно второй гипотезе, слово «сейд» происходит от корня со значением «сидение», родственного французскому séance, латинскому sedere и древнеанглийскому sittan (Gloseki, 97). Этот вариант этимологии представляется более правдоподобным, поскольку известно, что сейдкона нередко усаживалась на высоком сидении или помосте. Самое известное описание практики сейда содержится в «Саге об Эйрике Рыжем» (глава IV):

Тогда в Гренландии были очень голодные времена. Те, кто ездил на промыслы, вернулись с небогатой добычей, а некоторые совсем не вернулись.

В селении жила женщина по имени Торбьёрг. Она была прорицательница [спакона (spákona)]. Ее называли Малой Вёльвой. У нее было девять сестер, [и все они были прорицательницами (спаконами)], но в живых оставалась тогда только она.

У Торбьёрг было в обычае ходить зимой по пирам. Ее постоянно приглашали к себе, особенно те, кто хотел узнать, что им суждено или какой выдастся год. Так как Торкель был там самым крупным хозяином, считали, что разведать, когда кончатся подобные времена, должен он.

Торкель приглашает прорицательницу и оказывает ей хороший прием, как это бывало, когда принимали таких женщин. Ей было приготовлено почетное сиденье, и на него положена подушка, которая, как полагалось, была набита куриными перьями.

Когда она пришла вечером с человеком, высланным ей навстречу, она была так одета: на ней был синий плащ, завязанный спереди ремешками и отороченный самоцветными камушками до самого подола. На шее у нее были стеклянные бусы, а на голове — черная смушковая шапка, подбитая белым кошачьим мехом. В руке она держала посох [став (staf)] с набалдашником, оправленным желтой медью и усаженным самоцветными камушками. Пояс у нее был из трута, а на поясе висел большой кошель, в котором она хранила зелья [точнее, талисманы: тауф (taufr)], нужные для ворожбы. Она была обута в мохнатые башмаки из телячьей кожи, и на них были длинные и крепкие ремешки с большими пряжками из желтой меди. На руках у нее были перчатки из кошачьего меха, белые и мохнатые изнутри.

Когда она вошла в дом, все почли своим долгом уважительно ее приветствовать, а она принимала приветствия от каждого в зависимости от того, насколько он был ей приятен. Торкель взял ворожею [висендакону (visenda-kona)] за руку и привел ее к сиденью, которое было ей приготовлено. Затем он попросил ее окинуть взглядом его стада, домочадцев и дом. Но она ни о чем ничего не сказала.

Вечером поставили столы, и вот что было подано ворожее [спаконе]: каша на козьем молоке и кушанье из сердец всех животных, которые там были. У неё была ложка из желтой меди и нож с рукоятью из моржовой кости, стянутой двумя медными кольцами. Острие его было обломано.

Когда столы были убраны, Торкель подошел к Торбьёрг и спросил, как ей понравился его дом и обхождение людей и скоро ли он получит ответ на то, что спрашивал и что всем хочется узнать. Она сказала, что ответит только на следующее утро, после того как проспит там ночь.

На исходе следующего дня ей было приготовлено все, что нужно для ворожбы [сейда]. Она попросила, чтобы ей помогли женщины, которые знают песню, необходимую для ворожбы [сейда] и называемую вардлок [Varðlokur, букв.: «то, что зачаровывает духов»]. Но таких женщин не нашлось. Стали искать в селении, не знает ли кто этой песни. Тогда Гудрид сказала:

— Я не колдунья [фьолькунниг (fjölkunnig)] и не ворожея [висендакона], но когда я была в Исландии, Халльдис, моя приемная мать, научила меня песне, которую она называла вардлок.

Торбьёрг отвечала:

— Тогда твое знание кстати.

Гудрид говорит:

— Это такая песня и такой обряд, в которых мне не пристало принимать участие. Ведь я христианка.

Торбьёрг отвечает:

— Возможно, что ты оказала бы помощь людям, и ты не стала бы от этого хуже. Но это дело Торкеля позаботиться о том, что мне нужно.

Торкель стал уговаривать Гудрид, и она сказала, что сделает, как он хочет.

Женщины стали кольцом вокруг помоста, на котором сидела Торбьёрг, и Гудрид спела песню так хорошо и красиво, что никто раньше не слышал, чтобы ее пели настолько красивым голосом. Прорицательница [спакона] поблагодарила ее за песню.

— Многие духи явились теперь, — сказала она, — любо им было слушать песню, а раньше они хотели скрыться от нас и не оказывали нам послушания. Мне теперь ясно многое из того, что раньше было скрыто и от меня, и от других9.

Описанная здесь процедура — это именно сейд, а не спакрафт, хотя она и применяется для предсказания будущего. Торбьёрг именуют вёльвой и спаконой, поскольку она действительно прорицает; но для этого она не взаимодействует с нитями вирда непосредственно и не прозревает будущее силой собственной интуиции или дара предвидения. Будущее открывают ей духи, которых она призывает с помощью особых песнопений, а затем общается с ними, восседая на своем помосте. В данной своей форме сейд во многом схож с практиками шаманской религии саамов и различных народов Сибири. Например, алтайские шаманы входят в транс, поднимаясь по девяти ступеням, вырезанным на березовом шесте (Eliade, 191). В связи с этим любопытно, что в «Прорицании вёльвы» (2) провидица тоже поднимается по девятиступенному древу (Buchholz, 14):

Великанов я помню,
рожденных до века,
породили меня они
в давние годы;
помню девять миров
и девять корней [или ступеней: viði]
и древо предела,
еще не проросшее10.

Вёльва из «Саги об Эйрике Рыжем», подобно шаману, облачена в особый костюм, сшитый из шкур и увешанный украшениями. Возможно, не случайно ее шапка и перчатки подбиты кошачьим мехом: кошка — священное животное Фрейи, богини сейда. Плащ у вёльвы — синего цвета, а синий цвет в скандинавской литературе ассоциируется со смертью, Хель и царством мертвых. Один из устойчивых мотивов в эддах и сагах — получение тайной мудрости от умерших. Прорицательницу усаживают на особую подушку, набитую куриными перьями; возможно, это всего лишь знак уважения, но не исключено, что благодаря этим перьям сейдкона обретает способность перелетать из мира в мир (как Фрейя в своем соколином оперении).

Саамские и сибирские шаманы входят в экстатический транс под барабанный бой, а вёльве для этого нужна особая песня — вардлок. Слова вардлока до нас не дошли, но поскольку Гудрид говорит, что эту песню пела ей приемная мать, можно предположить, что вардлок был подобен монотонной и умиротворяющей колыбельной. Кроме того, другие источники наводят на мысль, что вёльва могла ритмично ударять посохом в настил сейдхьялля (помоста), как шаман бьет в свой бубен. В «Перебранке Локи» (24) Локи обвиняет Одина:

А ты, я слышал,
на острове Самсей
бил в барабан (vétt),
средь людей колдовал,
как делают ведьмы [вёльвы, völor]11.

Стрёмбек и другие комментаторы давно подметили многие черты сходства между практикой сейда и саамской религией. Более того, в самих описаниях сейда в скандинавской литературе нередко указывается, что это искусство перенято от «финских чародеев», под которыми, собственно, и подразумевались лапландские (саамские) шаманы. Во многих случаях «финским», т.е. саамским, колдунам приписывают те же способности, что и сейдконам. Утверждается, что финны могут превращаться в различных животных (зачастую — в морских млекопитающих или птиц), чтобы путешествовать в духе по чужим землям и вести там разведку («Сага о людях из Озерной Долины», глава XXIX). В число колдовских способностей этих «финских чародеев» часто входила магия стрельбы из лука: говорили, что колдун всегда стреляет без промаха, может выпускать по три стрелы за раз и владеет волшебными стрелами, которые сами возвращаются на тетиву, поразив цель. По-видимому, все эти поверья связаны с представлениями о «стрелах духов», широко распространенными в европейском фольклоре: считалось, что эльфы или другие сверхъестественные существа могут поражать людей и домашний скот волшебными стрелами с каменными наконечниками. В Скандинавии такие стрелы назывались «финскими» или «лапландскими» (finnskot, lappskot), и вера в них надолго пережила эпоху викингов. Известна строчка из средневековой молитвы скандинавских христиан: «For Nordenvind og Finskud bevar os milde Herre Gud» («От северного ветра и от финской стрелы избавь нас, добрый Господи Боже!»)

Снорри Стурлусон в «Саге об Инглингах» утверждает, что изначально сейд был искусством ванов и что богов ему обучила Фрейя — сперва в обличье Гулльвейг, а затем и в собственном своем облике, как наставница Одина:

Óдин владел и тем искусством, которое всего могущественнее. Оно называется колдовство [сейд]. С его помощью он мог узнавать судьбы [орлог] людей и еще не случившееся, а также причинять людям болезнь, несчастье [букв.: утрату хаминьи] или смерть, а также отнимать у людей ум или силу и передавать их другим. Мужам считалось зазорным заниматься этим колдовством [точнее: «Но с этим колдовством имели дело такие эрги (ergi), что мужам считалось зазорным им заниматься»], так что ему обучались жрицы («Сага об Инглингах», глава VII)12.

Итак, сейд был преимущественно женской магией — до такой степени, что мужчина, владевший этим искусством, считался «арг» (argr, прилагательное от ergi), то есть склонным принимать женскую роль в сексуальных отношениях с другими мужчинами и, в целом, женоподобным и трусливым. Почему практика сейда воспринималась фактически как запретная для мужчин, точно неизвестно. Высказывались предположения, что сейд считался неподобающим для мужчины потому, что позволял поражать врагов не силой оружия, а колдовством или ядом, или же что в сейду сопутствовали какие-то сексуальные ритуалы, в которых главный исполнитель обряда выполнял женскую роль. Однако более вероятно, что сейдконой или сейдманом время от времени овладевали духи или даже божества, как это происходит в практике вуду. Допуская иную сущность в свое тело, человек утрачивал власть над собой и превращался в пассивное орудие божества или духа, что в корне противоречило традиционной этической концепции мужественности.

Обряды сейда не всегда проводились на помосте: некоторые магические практики требовали от сейдконы удалиться от людей и сесть или лечь, укрывшись плащом, шкурой или покрывалом. Уединившись таким образом, она шептала заклинания или медитировала, но со стороны могло казаться, что она погрузилась в глубокий сон или даже умерла. Во время этой процедуры с сейдконой ни в коем случае нельзя было разговаривать и, в особенности, окликать ее по имени, чтобы не прервать транс. Во многих описаниях погружению в транс предшествует необыкновенно широкий и долгий зевок, и с таким же зевком сейдкона выходит из медитации; возможно, за этим стоит идея о том, что сознание, душа или хаминья сейдконы выходит и возвращается через рот (Buchholtz, 12). Этим методом «ухода под плащ» чаще пользовались мужчины, чем женщины, и, по-видимому, он играл важную роль в искусстве тулов и скальдов, позволяя открывать тайные истины, предсказывать будущее, наносить магические удары врагам и вести разведку в чужих землях, а иногда и творить чары, проявляющиеся непосредственно в физическом мире (например, вызывать оползни). Самыми лучшими местами для «ухода под плащ» считались вершины курганов и могилы: по-видимому, там было легче всего получить мудрость от мертвых. Эта практика называлась «утисета» (utiseta, букв. «сидение снаружи») или «ситья а хауги» (sitja á haugi, «сидение на кургане»). Человеку, решившемуся на утисету, всегда грозила опасность: он мог обезуметь или пасть жертвой хаугбуи (haugbui) — мертвеца, обитавшего в кургане (Aðalsteinsson, 110–122).

Еще одна черта, роднящая сейд с шаманизмом, — способность превращаться в животных или подселять свой дух в тело животного. В описаниях подобных практик чаще всего фигурируют морские млекопитающие (морж, кит или тюлень) или животные, связанные с Фрейей (кошка, вепрь или сокол). Эта техника известна под названием «ганд-рейд» (gand-reið, буквально — «езда на ганде»). Само слово «gand» означает «заклинание, магическое песнопение, чары» и описывает ту силу, при помощи которой осуществлялась эта «езда». К искусству ганд-рейда причисляли также езду верхом на метлах, прялках и волках (Cleasby-Vigfusson, статья «gandr»). В «Саге о Кормаке» (глава XVIII) сейдкона Торвейг совершает ганд-рейд в обличье моржа:

Только братья отошли от пристани, как прямо за кормой из-под воды показался морж. Кормак швырнул в него палкой и попал. Морж ушел обратно под воду, но люди на борту узнали его по глазам: то была колдунья Торвейг. Больше морж не появлялся, но прошел слух, что Торвейг лежит при смерти; говорят, так ей и настал конец.

По-видимому, здесь идет речь не о превращении, а о подселении духа в тело животного: тело Торвейг оставалось на берегу, но пострадало от удара, нанесенного в море. Оборотничество такого рода тесно связывается с сейдом в «Саге о Фритьофе Смелом» (главы V—VIII), где колдуньи управляют китом в море, восседая при этом на сейдхьялле:

Потом послали они за двумя колдуньями, Хейд и Хамгламой, и дали им денег, с тем, чтобы они накликали на Фритьофа и мужей его такую непогоду, от которой бы все погибли в море. Они изготовили чары и взошли на подмостки [сейдхьялль] с колдовством и заклинаниями. <…> Тогда Фритьоф и люди его заметили, что корабль унесло далеко вперед; но они не знали куда, ибо их отовсюду окружала мгла, так что ничего не было видно между кормой и носом за волнением и бурей, туманом и снегом и страшной стужей. Вот Фритьоф взлез на мачту и сказал своим товарищам, когда спустился: «Я видел чудное зрелище: огромный кит лег кольцом вокруг корабля; догадываюсь, что мы приблизились к какой-то земле и что он хочет помешать нам пристать; мне сдается, что конунг Хельге поступает с нами не дружески и посылает нам что-то недоброе. Вижу двух женщин на хребте кита, и они-то, конечно, вызвали эту грозную бурю своими злыми чарами и заклинаниями».

Фритьофу и его людям удается победить этих женщин, кит уходит под воду, и непогода отступает, а между тем «колдовавшие сестры свалились с колдовских подмостков, и обе переломили себе спину»13.

«Дальним странствиям» сейдкон в обличье животных находятся параллели среди саамских и сибирских шаманских методов. В категорию ганд-рейда входили и такие характерные для шаманизма практики, как путешествия во сне и насылание кошмаров:

Мара «ездит верхом» на людях и животных, а иногда и на деревьях. Напасть она может на кого угодно, хотя, по-видимому, мужчинам досаждает чаще, чем женщинам. Риск особенно велик, если спать на спине. Обычно мара проникает в дом через замочную скважину, через отверстие в стене или в оконной раме, а иногда — через дымоход. Вообще она может войти через любую круглую дыру, но в отверстия другой формы не проникнет. Впрочем, через щели в окнах она способна просочиться в любом случае. Мара приходит не беззвучно. Слышится щелканье в замке, или тихий топоток у дверей, или шлепок, словно на дощатый пол упало что-то мягкое. Иногда — тихое шипение («ш-ш-ш, ш-ш-ш») или какой-нибудь подобный непонятный и слабый звук. Но бежать уже поздно: мара навалится на жертву тотчас же, как проникнет в дом. Ощущается это, как будто на вас накатила огромная тяжесть, чаще всего поднимающаяся от ног к голове. Иногда кажется, будто кто-то пытается заткнуть вам рот и нос, иногда — будто вас сдавили так крепко, что не пошевельнуть и пальцем. Человек, на которого насела мара, начинал громко стонать во сне, но пошевелиться и сбросить ее не мог. В конце концов, он просыпался, трясясь с головы до ног и весь мокрый от пота (Tillhagen, 318).

Иногда мара не имела определенного облика, а иногда являлась в образе уродливой ведьмы, тени, лошади, кошки или другого животного. Предания о маре известны по всему миру; по-видимому, за ними стоят такие реальные явления, как ночные кошмары у детей и специфические состояния между сном и бодрствованием, встречающиеся у взрослых. Но в культуре викингов считалось, что мару насылают могущественные сейдконы, как, например, в следующем рассказе о смерти Ванланди:

Тогда Дрива послала за колдуньей [сейдконой] Хульд, а Висбура, сына ее и Ванланди, отправила в Швецию. Дрива подкупила колдунью Хульд, чтобы та заманила Ванланди в Страну Финнов либо умертвила его. Когда шло колдовство [сейд], Ванланди был в Уппсале. Ему вдруг захотелось в Страну Финнов, но друзья его и советники запретили ему поддаваться этому желанию, говоря, что оно наверно наколдовано финнами. Тогда его стал одолевать сон, и он заснул. Но тут же проснулся и позвал к себе и сказал, что его топчет мара. Люди его бросились к нему и хотели ему помочь. Но когда они взяли его за голову, мара стала топтать ему ноги, так что чуть не поломала их. Тогда они взяли его за ноги, но тут она так сжала ему голову, что он сразу умер («Сага об Инглингах», глава XIII)14.

Как уже отмечалось, в сагах нередко упоминается, что та или иная сейдкона научилась своему ремеслу у саамских волшебников — шаманов. Поэтому не удивительно, что, подобно этим «финским», то есть саамским, шаманам, сейдкона зачастую знает заклинания, вызывающие ветер, усмиряющие ураган, насылающие метель на врага и поднимающие бурю на море. Один из примеров тому встречается в «Саге о Фритьофе Смелом», и мы его уже рассмотрели. По-видимому, погодой обычно управляли именно так, как в этой саге, — с вершины сейдхьялля (хотя в некоторых источниках упоминаются и другие техники). Сейдхьялль используется и в эпизоде «Саги о людях из Лососьей Долины», где семейство Коткеля, сведущее в колдовстве, поднимается на помост, чтобы наслать грозу на корабль Торда (глава XXXV). Бури и грозы — не единственные природные явления, подвластные сейдконам: во многих сагах повествуется о том, как колдуньи вызывают оползни и камнепады, либо лежа в трансе, либо трижды обходя с заклинаниями против хода солнца то место, где должна сойти лавина (Ellis-Davidson, 36).


В древнескандинавской литературе прядение стойко ассоциируется с судьбой и магией. Полагали, что в день середины зимы богини прядения осматривают прялки и веретена всех женщин и трудолюбивым прядильщицам посылают удачу, а ленивым — несчастья на весь следующий год (Motz, 152, 154). Таким образом, усердие в прядении напрямую влияло на удачу всей семьи. Считалось, что норны прядут нити вирда каждого человека. Например, в «Первой Песни о Хельги убийце Хундинга» норны выпрядают судьбу Хельги:

Так нить судьбы [сына Боргхильд]
пряли усердно,
что содрогались
в Бралунде стены;
нить золотую
свили и к небу —
к палатам луны —
ее привязали.

Представления о том, что судьбу ребенка можно спрясть либо изменить или необратимо разрушить посредством прядения, были весьма устойчивыми и сохранялись даже в позднейших детских сказках.

Имеются и примеры положительного применения Сейда, помимо случая с Тулом .Торгейром. История, рассказанная в исландской саге «Сновидения Торхаллра»(«Thidranda thattr ok Thorhalls»), как пророческого аспекта этой Магической практики, мы находим на камне Корброна датируемого концом десятого столетия. На нём вырезана надпись руническим шифром внутри креста «Тор, верши сейд!»(«sitha thur!»). Исследователи этого артефакта полагают, что она сделана скорее всего язычником, живущем в христианском районе и предполагает, что техники Магии Сейда также использовались ими в качестве защитных мер во враждебном окружении христиан.

Вероятно, автором надписи предполагалось, что если яростный Тор-громовержец сотворит обряд Сейда, то тому, на кого он будет направлен, будет весьма плохо.

Всякая агрессивность в действиях, а тем более магия Сейда зависит от обстоятельств.

Магическая активность и моральность применения практики Сейда, дают все основания опасаться, что человек, способный с помощью магии делать добро, точно так же способен и творить с помощью магии зло, хотя вполне резонно предположить и обратное. Тем более что еще древние осознавали существования закона сохранения энергии. То есть если что-то происходит - жди ответной адекватной реакции. Действие равно противодействию. А посему, моральный аспект в системе управления северными народами был для них немаловажен. Такой системой гарантий, когда просто данного слова было явно недостаточно. Вероятно этим и объясняется то обстоятельство, что для правителей, законоговорителей, конунгов и правящей элиты было обязательной процедурой непосредственное участие в практиках и обрядах Гальдра и Сейда даже в качестве наблюдателя, но обязательным было личное присутствие и непосредственный контакт с Камнями Сейда , Менгирами, Лабиринтами, Кругами-Кромлехами.

На первый взгляд, такая обязательность не вполне понятна. Но статистика неумолима. Тексты саг и хроник подчеркивают, что если правитель нарушал данное слово или предавал кого-то, с ним через некоторое время происходили необъяснимые несчастные случаи. Причем их гибель была позорной, не в бою и с оружием в руках а просто от несчастья или бытовой травмы. Это исключало такому правителю шанс стать эйнхерием, то есть членом дружины Одина в Вагхалле и не попасть ему в Асгард. Большего позора для воина скандинава было невозможно представить. Исключений в текстах саг практически не обнаружено, несмотря на всю жестокость поведения героев с современной точки зрения и основ нынешней морали. Современные наблюдения в районах мегалитических комплексов Кольского полуострова в области физических и психофизиологический явлений, и собранный, но далеко не полный статистический материал, дают основания для некоторых предварительных выводов. С лицами, посещавшими мегалитические комплексы и в особенности Камни Сейда, в пиковые периоды лунного календаря, и впоследствии допустившими какие-то неблаговидные проступки, через некоторое время происходили несчастные случаи совершенно необъяснимого характера. Нередки случаи суицида или гибели в результате нарушения техники безопасности на производстве, просто бытовые травмы или дорожно-транспортные происшествия. Причем с очень опытными и профессионально-подготовленными людьми. Возможно это результат шока от слуховых галлюцинаций, часто наблюдаемых вблизи Камней Сейда или результат воздействия радиоактивного газа радона, особо активно выделяющегося из скальных пород в эти периоды.

Вероятно так же воздействие феромонов в сочетании инфразвуковыми колебаниями или высокочастотными модуляциями кристаллических структур камня Сейда, стимулировали блокировку инстинкта самосохранения. Чтобы окончательно подтвердить справедливость любой из высказанных гипотез нужны систематические исследования, но на сегодняшний день очевидна взаимосвязь между участием Правителей в обрядах и ритуалах связанных с Магическими Практиками и их ответственности за принятые управленческие решения. Это не христианская грядущая кара в преисподней, после наступления физической смерти, а конкретная ответственность за ошибку в управлении народом. Итак, одно из важнейших функциональных назначений мегалитических комплексов и участия в обрядах Сейда, вероятнее всего являлось гарантией праведного поведения Конунга или Правителя.